Подобно большинству государств и народов Евразии XIII в., Япония не избежала монгольского нашествия. Островное положение страны, отделенной от Евразийского материка морскими пространствами, не остановило завоевательный порыв монголов, предпринявших в 1274 и 1281 гг.

Два широкомасштабных вторжения на Японские острова, где они впервые проводили не привычную им сухопутную войсковую операцию высокоманевренными кавалерийскими соединениями, а военно-морскую, что было бы невозможно без опоры на потенциал завоеванных ими стран, имеющих морские традиции, к числу которых относились Китай и Корея. Также были привлечены выходцы из мусульманских стран Персидского залива, служившие монголам на Дальнем Востоке. Ярким примером является глава монгольской таможни из Цюаньчжоу, обеспечивший победу монголов на море над китайской империей Сун, мусульманин — араб или иранец Пу Шоугэн.

В детали похода на Японию был посвящен итальянец, венецианец Марко Поло, приближенный к великому монгольскому хану Хубилаю. Выходцы из «Сиюй», т.е. из стран лежащих к западу от Китая, в том числе упомянутые европейцы, арабы и иранцы, а также тюрки – карлуки, канглы, кыпчаки, уйгуры, причисляемые рядом исследователей к тюркам – джалаиры и найманы, так называемые «сэму» (в переводе с китайского — «цветноглазые», как называли китайцы отличавшихся от них в расовом отношении уроженцев Центральной и Западной Азии, Европы), составляли заметную часть воинов внука Чингиз-хана – великого монгольского хана и первого императора Китая из династии Юань Хубилая, с именем которого и связана попытка завоевания Японии монголами.

Вначале Хубилай-хан надеялся подчинить Японию дипломатическим путем, используя с этой целью культурную и географическую близость к этой стране подчиненного монголам корейского государства, представители которого лучше других юаньских подданных были знакомы с нравами, обычаями и языком японцев. К тому же у корейских правителей были свои претензии к японцам, которые еще до подчинения Кореи монголам совершали с островов Кюсю, Цусима и Ики пиратские нападения на корейское побережье.

Прекратились они лишь в 1263 г., после принятия монгольскими властями Юань жестких военных мер против японских пиратов-вако. Корейцы являлись проводниками и переводчиками, а иногда и сам корейский правитель играл роль посредника в монголо-японских отношениях. В 1266 г. монгольский посол в сопровождении корейца Хам Пуга прибыл в Японию и потребовал личной встречи с японским императором.

Ему было отказано и монгольское посольство не пустили в японскую столицу Киото. Но письмо Хубилай-хана японскому императору передали адресату. В этом письме монгольский владыка требовал немедленно прислать к нему послов с данью и признать себя вассалом. В противном случае Хубилай-хан угрожал Японии войной. Японский император Камэяма по совету приближенных избрал тактику затягивания времени, в течение полугода задерживая монгольское посольство, но так и не дав никакого ответа.

Одновременно с письмом Хубилай-хана корейский правитель также отправил японскому императору послание, советуя ему скорее вернуть на родину посла могущественнейшего во вселенной монгольского великого хана и покориться монголам. Но и оно не возымело действия. Тогда Хубилай-хан, не прерывая дипломатических контактов, начал готовиться к военному захвату Японских островов. В 1268 г. второе посольство монголов, в составе которого были их корейские подданные, достигло берегов Японии, где было встречено столь же недоброжелательно, что и первое. Причины затягивания японцев с ответом следует искать не только в поведении японского императора и его окружения.

Дело в том, что реальная власть в стране в это время была в руках бакуфу – военного правительства во главе с военным правителем Ходзе Токимуне, носившим титул «сегун», а император лишь осуществлял представительские функции, т.е. царствовал, но не правил. Императорский двор находился в Киото, а ставка сегуна в Камакура, и данное обстоятельство, если требовалось согласованное решение, также не способствовало быстрому ответу, тем более, что тактика проволочек была выгодна японской стороне, пытавшейся выиграть время и отдалить роковой час монгольского вторжения.

Сегун Ходзе Токимуне был решительным и твердым политиком, не желавшим покоряться монголам. Его опорой было военное сословие самураев. Ответом и на второе письмо Хубилай-хана японскому императору, где последний назывался «государем маленькой страны», вновь стала высылка посольства и демонстративное молчание. После этого было еще два юаньских посольства к японскому двору в 1271 и 1272 гг. с аналогичными результатами, хотя перед этим корейцы тайно предупредили японцев о военных приготовлениях монголов против Японии.

Чао Лянпи, эмиссар Хубилай-хана, побывавший в 1272 г. на японском острове Кюсю, передал японцам ультимативное требование ответить через два месяца на письмо своего повелителя. По возвращении Чао Лянпи представил Хубилай-хану доклад о Японии, ее обычаях, порядках и состоянии ее обороны. К этому времени монголы одержали крупную победу над китайскими войсками династии Сун под Сянъяном, и часть юаньских войск была выделена для похода на Японию.

Первый японский поход был для монголов вспомогательной операцией по завоеванию южного Китая и ставил задачу скорее всего не завоевания Японии, а лишения войск Сун снабжения со стороны японских торговых судов. Вместе с тем, Марко Поло говорит и о других причинах, обусловивших монгольское вторжение на Японские острова: «(Япония – А.К.) богатый остров и не перечесть его богатства. Когда великому хану Кублаю (Хубилаю – А.К.), что теперь царствует, порассказали об этих богатствах, из-за них захотел он завладеть этим островом".

Для успешного вторжения на Японские острова по приказу Хубилай-хана корейцы построили транспортные морские суда. В ноябре 1274 г. военно-морская экспедиция в составе 7 тысяч корейских моряков и 21 тысячи воинов десанта – монголов, тюрок, китайцев, чжурчжэней, корейцев, киданей, мусульман – иранцев и арабов, двинулась к японским берегам. Корейцев из десанта было 6 тысяч, и львиная доля падала на китайцев и чжурчжэней, но они по большей части служили монголам во вспомогательных частях, хотя в походе участвовали и сформированные из китайцев подразделения юаньской императорской гвардии.

Ударной силой десанта были немногочисленные, но отличавшиеся высокой боеспособностью монгольские и тюркские воины, ветераны многих баталий в Китае и Центральной Азии, выступавшие в этой необычной для них военно-морской экспедиции в роли своеобразных «морских пехотинцев» и сражавшиеся не только в привычном для них конном, но и пешем строю. Вместе с тем, монголы обладали, пусть и ограниченным, опытом боевых действий на водных пространствах, хотя это были в основном сражения на реках или на море вблизи от побережья. К их числу относятся, например, захват Тайваня, баталии на Янцзы, Хуанхэ, ранее на Аму-Дарье, Каспийском море и Волге. Но такую широкомасштабную флотскую операцию как поход на Японию, вдали от баз снабжения на подвластном монголам побережье континента, по сути – на океанских просторах, наследники Чингиз-хана проводили впервые за всю историю своих, как правило, победоносных походов. История оставила удивительные примеры появления флотоводцев, своеобразных адмиралов Юаньской империи среди представителей кочевых народов, выходцев из степных глубин Азии, в частности монгола Хинду, джалаира Алахана, найманов Кудукаса и Наньцзятая, тюрок – карлука Каратая, канглы Есудая и Есудара, «верховного» темника кыпчака Байтимура.