Гуляю давеча с кобелем. По случаю позднего времени спустил с поводка, собако по кустам бегает, я листьями шуршу, сигарету курю. Но не может же собака чинно гулять, правда? Вижу — нашел какую-то дрянь и то ли поваляться в ней наладился, то ли сожрать — есть у него такая специальная шкодная поза.

Эй, — говорю, — ты, распротакой-то кривосколоченный папуас, что там шароёбишься? А ну, сюда иди!
Негромко так говорю, но ночи у нас тихие. Собака, понятно, на первый окрик только настораживается.

— Ты, говорю, что там жрешь? Опять срань какую-то нашел? Ты ж, говорю, завтра с утра с нее блевать будешь, как заводной. Ты ж, говорю, тварь неразумная, жрешь, что попало, а потом сдохнешь, как говно. Ты ж, говорю, маму твою такую переэдак, ходишь тут, а я ж все вижу. Ты, говорю, сюда иди быстро, а то я сейчас сам подойду, и тебе, ублюдку, сильнее достанется.

И еще много всякого такого говорю. Собака-то у меня умный — минуты через три подошел, дрянь свою оставив. Беру я его на поводок, огибаю куст и вижу, как стоит за кустом мужик — чипсов каких-то в руке пакет держит, пива бутылочку, и на меня смотрит. Все эти минуты и стоял, бедняга. Я, понятно, извинялся, но толку...