В детстве у нас была любимая игра — в ножички. Настоящего ножа ни у кого
не было, играли обломком напильника, который нашли около гаражей и
заточили о камень. Во дворе стояла полуразваленная деревянная хибара. Мы
нарисовали на стенке мишень и целыми днями кидали в нее напильник — с
правой, с левой, с оборотом, с двумя, через спину и еще черт-те какими
способами. Наловчились так, что хоть в цирке выступай.

Когда темнело и мишени становилось не видно, начинали травить байки.
Травил в основном я, как самый начитанный. Чаще всего пересказывал
любимого Фенимора Купера, про Чингачгука и Натаниэля Бампо по прозвищу
Соколиный Глаз. Тогда как раз вышел фильм с Гойко Митичем, но в книге
приключений было больше, а я еще и от себя добавлял. Между прочим,
учитывая наше главное увлечение, приписал Соколиному Глазу, помимо
общеизвестной меткости в стрельбе, такую же меткость в метании ножей и
томогавков. Ребятам нравилось, слушали открыв рот.

В то лето взрослые вдруг перестали разрешать наши ночные посиделки и
стали загонять домой с началом сумерек. Шли смутные слухи о каком-то
маньяке. Мы по малолетству не очень представляли себе, что это за маньяк
и чем он занимается, но от неизвестности было еще страшнее. Много позже
я где-то вычитал, что в наших краях тогда действительно орудовал
псих-педофил, нападавший на мальчиков. Но не в нашем городе, а в
соседнем, так что родители зря паниковали.

Был у нас такой Димка Юхан. Юхан — это прозвище, он очень ушастый был.
Мелкий совсем пацан, лет семи, но в ножички играл отменно. На ночь
напильник отдавали ему на хранение: родители наших игр не одобряли,
могли отобрать и выкинуть, а у Юхана отца не было, мать возвращалась
поздно, да и баловала его, так что наше оружие было в безопасности.

Той ночью Димка никак не мог заснуть. Радио у соседей давно отыграло
гимн Советского Союза, а мама все не возвращалась. Давил страх: первый
этаж, окно открыто из-за жары, вдруг кто-нибудь заберется и схватит.
Вдруг он не то услышал, не то почувствовал что-то во дворе. Дрожа
подкрался к окну и выглянул.

Наш дом стоял буквой «Г», и около внутреннего угла выступал еще козырек
подъезда. Получался закуток, видимый только из нескольких ближайших
окон, и то если хорошенько высунуться. И в этом закутке здоровенный
мужик, прижав к стене женщину, что-то с ней делал. Маньяк, с ужасом
догадался Димка.

В следующее мгновение он узнал в женщине свою маму. Страх тотчас исчез,
уступив место холодному расчету. Маму надо было спасать. Димка бесшумно
нащупал напильник, заныканный как раз на батарее под подоконником.
Высунулся подальше, чтобы не мешала створка окна. Тщательно прицелился и
метров с восьми метнул напильник в маньяка. В полоску голого тела,
белевшую в темноте между пиджаком и приспущенными штанами. Понял, что
попал, и отпрянул в глубь комнаты. Рев раненого бизона, разбудивший весь
двор, застал Димку уже под одеялом.

Через минуту щелкнул дверной замок. Притворно зевая, Димка высунулся в
коридор. В дом вошла мама, живая и невредимая, но непривычно румяная. А
следом (Димка похолодел) в прихожую ввалился маньяк. Он сильно волочил
ногу и держался обеими руками за задницу. Описать выражение его лица я
не возмусь. Сами попробуйте вообразить лицо человека, в которого на пике
страсти воткнули ржавый напильник.
— Дима, — строго сказала мама, — это дядя Женя. Он меня (маленькая
заминка) провожал, и какой-то хулиган (по интонации Димка понял, что
мама обо всем догадалась, но его не выдаст) ранил его в (опять
маленькая заминка) спину. Сбегай в седьмую квартиру за докторшей.

Потом врачиха ушла, а привитый от столбняка и перебинтованный
пострадавший остался у них ночевать. Он не ушел и назавтра, и
напослезавтра, и через неделю. Осенью весь двор гулял на свадьбе, а
спустя положеный срок у Юхана родилась маленькая сестренка.

Дядя Женя быстро с нами сдружился. Подарил новый напильник взамен
конфискованного врачихой. Иногда играл со старшими ребятами в футбол и,
несмотря на легкую хромоту, запросто обводил лучших дворовых защитников.
На вопрос, почему он хромает, с гордостью отвечал, что это плата за
семейное счастье. Впрочем, людей, не знающих происхождения дяди-Жениной
хромоты, в городе скоро не осталось.

А Димка после того случая навсегда потерял обидное прозвище Юхан и
приобрел новое, намного более лестное — Соколиный Глаз.