Кира попросила меня присмотреть за её маленькими близняшками и оставила нас, всего-то на полдня.

«Не волнуйся, они у меня спокойные». Сказала Кира, прикрывая за собой дверь.

Довольно скоро, для меня нашлось дело.

Сперва мы отправились в путешествие по дому верхом на слоне. Слоном в этой компании был я. Вместе с нами, не отставая двигались плюшевые друзья: заяц, тигр, белый медвежонок, десяток козявок из киндер сюрпризов, а так же бесстыжая кукла Марта без трусов.

По завершении тяжёлого похода по дому, у нас был в детской комнате урок рисования, после которого, в спальне, на скомканных пледах, сползших на пол с обеих кроваток, лежали разбросанные незаконченные рисунки. Там же на полу, словно отстрелянные гильзы, повсюду отдыхали авторучки, карандаши, фломастеры и прочие мелкие радости свободного хаоса.

Когда пришло время обеда, слон повёз весь этот детский мир вниз на кухню. Слон должен был приготовить детям вкусную кашу.

Закипела работа повара. Без помощников не обошлось.

Внутренняя сторона моего воротника прилипла к шее не потому, что я надел несвежую сорочку, а потому, что там оказалась перетёртая с сахаром клубника. Для меня осталось загадкой, как клубника, которую я добавлял им в кашу, попала ко мне за шиворот.

После обеда наступил тихий час. Не верьте тем, кто говорит, что в это время дети мирно спят.

Найдя спасение в чтении сказок, я был обязан мимикрировать, последовательно превращаясь в ведущих персонажей. Таким образом, я читал и одновременно показывал, как летает в ступе баба Яга или, как Буратино протыкает носом нарисованный очаг.

Хорошо, что на улице шёл дождь, и мы не пошли на прогулку.

Тем не менее, ближе к вечеру, мой разум представлял собой выжатый цитрус, и этот жмых так и не понял, откуда в одном из карманов брюк появилась игрушечная пластмассовая туфелька.

Обессиленно присев на пол, я включил телевизор и стал рассеянно смотреть телеканал, который обычно смотрят те, кто потерял пульт от телевизора, или те, кого сиделка забыла перевернуть на другой бок. Собственно, смотрел я не в телевизор, а на телевизор. Именно так, ленивая осенняя муха смотрит на тусклую лампочку в соседнем подъезде.

А вот и Мама вернулась!

«О, в моё отсутствие ты отпустил усы»? С лёгкой иронией сказала Кира, когда я помогал ей снимать влажный плащ.

Посмотрев на себя в зеркало, висевшее тут же, в прихожей, я увидел, что действительно стал усатым, причём усы были разного цвета. Правый ус, густой, фломастерно-чёрный, тянулся обратным вектором вдоль губы и, пересекая щеку, устремлялся вниз к шее. Левый же ус, ярко-оранжевый, брал своё начало, как бы из ноздри и, тут же делал зигзагообразную параболу вверх по лицу, а возле уха след его обрывался.

Очевидно, всё это у меня отросло, когда мы втроём долго копались на кухне, пытаясь найти в нижних шкафчиках манную крупу для приготовления каши.

Как же я, аккуратный и внимательный человек, умудрился проморгать действия всех этих маленьких, ещё не очень ловких, но зато очень быстрых ручек и ножек, бегающих вокруг меня!

Расположившийся в кресле у камина кот смотрел на меня с ласковым мудрым прищуром.

Его спокойствие было родственником безразличия. Но, отнюдь, не преступного безразличия людской толпы, а безразличия философского, которое следовало бы приветствовать, поощрять и даже воспевать, как единственно верный маршрут, в этом сложном лабиринте взаимопонимания.

Кира прошла в зал, обвела помещение понимающим взглядом, чуть-чуть наклонила голову и слегка покачала ей, словно в этот момент у неё в шее включилась пружина сочувствия.

Я беспомощно улыбался.

На крыльце мы попрощались. Принцессы мне вслед активно помахивали всем, что было у них в руках: сачком для бабочек, волшебной феей, потерявшей туфельку и даже крылышком ангела, насильно откреплённым от новогоднего платья.

Наполненный изнутри нежной тихой счастливой грустью, я развернулся и не спеша побрёл к своему автомобилю.

Приехав домой, лишённый всяких сил, я отправил своё тело в спальню где, без особых церемоний, почти не раздеваясь, уронил его на кровать и моментально заснул самым беспечным сном младенца.