Было это по молодости в одной южной республике. Я тогда устроился на один завод слесарем-ремонтником. Направили нас, в основном одну молодежь, по осени на сельхозработы в помощь местным колхозникам. Поселили нас в казарме, в которую на сезон превращали местную одноэтажную школу. Селились по классам, мальчики отдельно, девочки отдельно.

Но молодежь есть молодежь, после трудового дня все, кто мог доставали у местных вина, покупали или получали в оплату за помощь в хозяйстве, и устраивали танцы до глубокой ночи. Местные для продажи специально делали вино, крепленное табаком или известью. Гадость та еще, но с ног сбивала. И вот с утра, когда все еще ворочались, просыпаясь, я выполз к крану. Сушняк был страшный и в голове еще муть.

Надо сказать, что кран с водой находился на улице и по утрам у него творилось столпотворение, всем надо было умыться, набрать воды для утреннего чая ну и т.д. и там всегда была огромная глубокая лужа. Чтобы подобраться к крану надо было осторожно пройтись по специально накиданным камням. Вот и я кое-как пробалансировал к крану, и, усевшись на корточки, напился, помылся, прочистился...

А надо сказать, что я с детства очкарик, ну вот такая мне по жизни судьба выпала, и у меня уже выработалась привычка, как умываться, так очки складывать в нагрудный карман. Помылся я значит и хлоп по карману — очков нету. Хлоп, хлоп по остальным карманам — нету очков. Весь обыскался, ну нет проклятых очков. Я конечно не слепой, но без очков, как без штанов, ходить можно, но неудобно. Посмотрел на лужу, где было полно всякой гадости, но делать нечего, очки надо искать. Такие случаи уже бывали, когда при наклоне очки выпадали из нагрудного кармана. И вот, задрав нос к верху, чтобы не видеть в какой гадости приходится возиться, я на ощупь стал шлепать по этой грязюке. И тут подошел мой друг, тоже сушняк поднял раньше времени. Шатаясь пробрался по камням ко мне, напился, а потом, как и я, усевшись и балансируя на камнях, уставившись на меня, а сидели мы в двух шагах друг от друга, спросил:

— А че это мы тут делаем?

— Очки ищу.

Друг вздохнул, посмотрел на всю эту лужу грязи и соплей, опять на меня и обреченно тоже стал шлепать ладонями по луже. Друг же, а дружба обязывает. Минут пять наверно мы сидели напротив друг друга и уныло возили руками в этой жиже. Потом он еще раз поднял голову и, смотря на меня, проговорил:

— А что у тебя на носу?

— Очки — ответил я, машинально поправляя очки на носу.

Повозившись в грязи еще десять, пока информация доходила до мозга, молча посмотрели друг другу в глаза, тщательно вымыли руки и молча же пошли в казарму. Уже там, упав на нары, вдруг заржали и ухохатывались так минут десять. Все-таки вино с табаком сильно тормозит восприятие. Только один вопрос мне не потом не давал покоя, как же я тогда умывался, не сняв очки?