У Вари был рак сердца. Его звали Петя, они познакомились на его дне рождения в июле, куда Варю притащила её подруга Наташа, работающая с Петей на птицефабрике. Варя буквально сразу же, после принятых на грудь пяти порций мартини, приметила этого молодого сорокатрёхлетнего амбициозного машиниста экструдера.

Профессия эта Варе была незнакома, но одно только название колыхало её женскую фантазию и отзывалось в сердце бурным восторгом. Когда Петя, сидя во главе стола, с жарким энтузиазмом рассказывал о том, как он в очередной раз налаживал свою установку, Варино воображение рисовало мускулистый и потный от непомерных нагрузок торс, укрощающий тот самый экструдер, а заодно и податливое девичье сердце. А после таких экзотичных терминов, как штангенциркуль, дозатор и амперметр, она и вовсе растаяла, считая Петю чуть ли не академиком.

— Какой мужчина, — вздыхала Варя, подперев подбородок кулаком, а локтем упираясь в тарелку с салатом.
— Я слышала, что он из этих… — невоспитанно громко произнесла Наташа, закуривая прямо за столом.
— Голубой… — тоскливо закончила фразу за подругой Варя.
— Хуже, женатик! — поморщилась Наташа и, так и не раскурив сигарету, воткнула её в торт наряду со свечками.
— А где же тогда его счастливица жена?
— Летает!
— То есть как?
— Стюардесса она, на частных бизнес-рейсах летает, — брезгливо ответила подруга, ковыряясь в плошке с окорочками пальцами и периодически облизывая последние.
— Фу, как вульгарно, — возмутилась Варя, в ушах которой это прозвучало примерно как «труженица коммерческого секса».
— И не говори, — поддержала её подруга и предложила выпить им обеим за несчастную женскую любовь, тем более что Игорь Николаев, шумевший из колонок, предлагал это сделать уже в пятый раз.

Прошло две недели тяжелых любовных мук, от которых Варю немного разнесло. «Тяжелыми любовными муками» Варя называла мучные изделия в виде пирогов, блинов и плюшек, которыми она заполняла дыру, оставленную в её сердце женатым красавцем.
Варя всё чаще стала покупать окорочка и яйца с этикеткой той самой птицефабрики, где трудился Петя. Словно в безголовых общипанных тушках она могла увидеть тайное любовное послание. В итоге холодильник её стал напоминать курячий морг, а все блюда, включая салаты, бутерброды и даже десерты, содержали в себе мясо этой благородной птицы.

Не в силах побороть сердечные позывы, Варя решила обратиться к родовой колдунье, называвшей себя Азраилой Орионовной, которая жила в соседнем подъезде. Соседи же знали её как тётю Машу, бывшего председателя ТСЖ, которую сняли с должности за её темные дела — накручивала счета за электроэнергию.

— А я знала, что ты придешь! — с порога заявила ведьма, которая только что нанесла себе глиняную маску, завила кудри и щеголяла по дому в рваном халате.
— Правда? Тогда вы знаете, что мне нужно провести отворот.
— Конечно, знаю! Я давно наблюдаю за тем, как ты на Семён Палыча поглядываешь!
— На сантехника? — удивилась Варя.
— Вот именно, только я тебе по секрету скажу, что у него не со всеми стояками дела хорошо идут, — подмигнула озорно тётя Маша.
— Да нет же, — поморщилась Варя, вспоминая толстого усатого мужчину под шестьдесят, от которого вечно пахло сигаретами «Тройка» и канализацией.
Она протянула фото Пети и сказала, что рядом с ним не та женщина, а та, что нужна, стоит сейчас здесь.
— Ну, что ж, предлагаю для начала эту его мымру оставить без волос на голове и добавить волос на лицо, а заодно и запах изо рта испортим.
— Нужны ли такие радикальные меры? — испугалась Варя.
— А иначе никак! — сказала Азраила Орионовна и, взяв фотографию, пообещала результат уже через сутки.

На радостях Варя решила это дело отпраздновать и пригласила на выходные к себе в гости Наташу, чтобы поделиться с той своим планом, а заодно обсудить дальнейшую стратегию.
Наташа пришла какая-то странная, на себя не похожая. Лицо грустное, красное как у рака, на глазах слезы, в одной руке мартини, в — другой диск с хитами Николаева.

Уселись за стол. Варя достала бутерброды с курицей и целый тазик селедки под шубой, но вместо селедки под свеклой опять же томилась птица. Наташа разлила мартини по кружкам и включила диск.
— Покрасилась? — нарушила, наконец, молчание Варя.
Наташа кивнула, затем залпом выпила первую порцию мартини, а когда выдохнула, у Вари вдруг глаза заслезились, а с потолка поползла полоска обоев.
У Наташи изо рта пахло трехнедельными носками и Варя предложила открыть форточку, объяснив это тем, что батареи сильно топят.
— Так ведь август же, — удивилась Наташа.
— А я случайно переплатила на полгода вперед, — оправдалась Варя и обман, кажется, прошел.
— Я тут к ведьме ходила, — начала, наконец, она свой рассказ. Наташа сделала вид, будто ей интересно, а сама принялась наливать себе вторую порцию.
— Порчу на стюардессу навела, — мечтательно произнесла Варя и пригубила немного из кружки.
— Какую стюардессу?
— Ну, ту, Петькину жену. Не нужна ему эта куртизанка воздушная, да и я в девках уже засиделась. Тётя Маша сказала, что лишит её волос и…
Варя не успела договорить, так как Наташа мгновенно изменилась в лице. Белки её глаз увеличились до размера пин-понговских шариков, а из носа пошел пар.
— Так это твоих рук дело?! — зашипела окосевшая гостья, у которой, кажется, начали расти усы, да так быстро, что сам Николаев позавидовал бы.
— Так это что получается, ты — та самая стюардесса? — посмотрела на подругу Варя и уже хотела извиниться.
— Да не было никакой стюардессы! — заверещала Наташа и, вскочив из-за стола, врезалась в открытую дверцу настенного шкафчика. С головы её тут же сполз парик и, упав в тазик с салатом, медленно начал тонуть в майонезе.
— Как не было?!
— А вот так! Кто же знал, что ты глаз положишь на моего Петьку, я три года ему глазки строила и на перекуры с ним ходила, а я ведь раньше не курила!
— Так ты врала мне! А я думала, мы подруги! Пошла вон отсюда! — теперь уже вскочила Варя и тоже врезалась в дверцу шкафчика, отчего из глаз её посыпались звезды.

Дальше было всё как в тумане. Перед глазами Петька, его экструдер, который, по мнению Вари, представлял из себя симбиоз трактора, космического шаттла и линии по производству куриных пельменей, а рядом лысая Наташа с шикарными усами голосом Игоря Николаева кричит о том, что любовь приворожить нельзя и настоящие чувства, они — как малиновое вино, требуют выдержки.

— Что же я наделала!!! — кричала в бреду Варя. — Прости меня, Наташка, я не знала, что ты любишь его, не стоило мне к ведьме ходить, наломала я дров! — тут Наташка открывает рот, а вместо слов у неё только «ку-ку» получается. — Господи, ты теперь еще и говорить и не можешь!
— Ку-ку, ку-ку!
Тут Варя открывает глаза и понимает, что она проснулась у себя в кровати. На часах 10 утра, а в дверь звонят. Варя галопом поскакала открывать дверь.
На пороге стояла Наташа. Лицо свежее, волосы на месте, вместо пушистого леса под носом элегантные женские усики, которые Наташка всегда ленилась удалять.
— Ку-ку! — поздоровалась Варя.
— Сама ты куку, зайти-то можно? Я и мартини принесла, — трясла Наташа литровой бутылкой.
Варя впустила подругу, и они вместе направились на кухню.
— Представляешь, у Петьки, ну, помнишь, к которому мы на день рождения ходили, сын родился!
— Да ну?!!!
— Ага, теперь не полетает его стюардесса еще года три, везет же некоторым… — тоскливо вздохнула Наташка и налила себе целую кружку мартини.

Варя сидела как на иголках. Нужно было срочно отменить заказ на отворот. Тут вдруг раздался звонок в дверь. На пороге стояла Азраила Орионовна в своём тематическом наряде. У Вари сердце чуть наружу не выпрыгнуло.
— Ты, Варвара, ничего не забыла? — спросила каким-то таинственным голосом колдунья.
Варя смотрела на неё, глупо хлопая глазами.
— Деньги! Я без оплаты не работаю, но если хочешь, могу попросить нового председателя включить тебе мои услуги в тариф, будешь полгода выплачивать, но с пенями.
— Вы знаете, тётя Маш, я передумала.
— А чегой-то? Или всё же Семён Палыча решила захомутать?
— Да нет, любовь, знаете ли, как малиновое вино, ей выдержка нужна, а не приворот.

© Александр Райн