Эта история произошла где-то в конце ноября — начале декабря семьдесят восьмого года. Снег не лег еще. Я в составе дежурной смены был на боевом дежурстве на командном пункте полка. Глубокий вечер, сижу у себя в аппаратной, листаю журнальчик.

Постучали соседи-телеграфисты с предложением организовать чаю. Была у них черняшка из столовки и пряники, я дал банку сгущенки, шифрик нарисовался, конфет принес. Хватились — ан заварки-то и нет.

Боря Романюк говорит — фигня! Сейчас схожу в лесок, наломаю малиновых веток, из них тоже можно чай заваривать. Сгонял, вернулся с какими-то палками, поставил в комнате дежурного по связи чайник на плитку и стал кипятить свое варево. Все уже как бы готово, пора чаевничать, Боря уже и сгущенку в чайник залил, но в это время из главного зала принесли телеграммы на передачу, пришлось пока притормозить.

Тем более, что написаны телеграммы были в стиле медиков — хрен поймешь, что накалякано Пришлось мне, как уже много раз до этого было, эти писули расшифровывать, у меня почему-то получалось это дело. Нет, оно конечно можно было у написавших попросить разъяснить непонятные места, но лишний раз контачить с начальством мужики не хотели.

Вот я перевожу, диктую, ефрейтор по фамилии Марюта печатает, а Боря ждет пока до него очередь дойдет. В это время заходит наш начальник, старлей, в мотоциклетном шлеме. Весь синий и зубы стучат. Я — говорит — сто пятьдесят километров из Калининграда на моцике ехал, замерз как цуцик. У вас тут случаем чаю горячего нет ли?

Есть — отвечаем — в углу вон стоит. Командир наш налил кружку, отхлебнул пару раз и спрашивает — а какой это охреневший алхимик данное зелье соорудил? Отравить хотели штоле? Мы в непонятках, стали пробовать, тем более, что с тлг уже закончили.

Блин! Вкус березового банного веника, приправленного сгущенкой. Оказалось, что Боря в темноте попутал малину с березой мелкой. А что? И там и там прутики и по цвету походит. Оно может всего одна две палочки попало, но этого хватило. Вылили нафиг, пить эту дрянь было невозможно.